С давних пор встречались на Руси странные люди. Одетые в лохмотья, едва прикрывавшие тело от ветра и дождя, жили они лишь подаянием. Одни из них скитались по белу свету из селения в селение, из города в город. Иные жили всегда на одном месте; не жили — ютились где-нибудь под мостом или в укромном уголке на задворках… О чём-то плакали, о чём-то молились… И вели эти безумные на вид люди странные речи. Но речи эти, дивился народ, часто оказывались пророческими. Имели эти люди особый дар — видеть насквозь каждого человека и знать, что с ним случится в будущем. А иногда они предсказывали даже судьбу страны. Народ называл таких людей юродивыми, или блаженными. И было их немало.
Такой юродивый изображён на картине Василия Сурикова «Боярыня Морозова”. Жалкий убогий человек, сидит он перед толпой прямо на снегу в рваной холщовой рубахе. На шее — тяжёлые вериги и крест, рядом на снегу чашка с милостыней. При этом, подняв правую руку, он, как самый главный в толпе, благословляет увозимую в ссылку боярыню. Кстати, позировал Сурикову для этой картины настоящий юродивый, которого художник увидел на толкучке.
Странный, говорящий порою смелые речи человек вызывал к себе невольное уважение: даже царям приходилось выслушивать их суждения и поучения. Стоит только вспомнить жалобно просящего копеечку юродивого Николушку из пушкинского «Бориса Годунова”. Борис увидел его в толпе и попросил за себя помолиться. А Николка в глаза ему безбоязненно сказал: «Нельзя молиться за царя-ирода!”
Об иных юродивых рассказывают истории и вовсе чудесные, ибо не только обличали они зло, не только защищали добро и предсказывали будущее, но и творили чудеса.
Рассказывают, что однажды корабль, на котором плыли в Москву персидские купцы, попал в жестокий шторм, разразившийся над Каспийским морем. И вдруг на корме появился невесть откуда взявшийся, прежде никогда не виденный человек и показал рулевому, куда надо держать путь. Кораблю удалось благополучно войти в устье Волги, а когда купцы достигли Москвы, то в юродивом, сидевшем на площади, — звали его Василием Блаженным — узнали они своего таинственного спасителя. Как мог московский юродивый оказаться за тридевять земель на персидском судне? Невероятно! Но легенда гласит, что так оно и было…
Народ никогда не обижал беззащитных юродивых, наоборот — почитал их, считая, что дар ясновидения дан им от Бога за то, что живут они согласно учению Иисуса Христа из священной книги Библии: «Иисус сказал ученикам своим: если кто хочет идти за мной, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за мной”. «Отвергнись себя и возьми крест свой” — это значит: откажись от родного дома, от богатства, тёплой одежды, от вкусной пищи и даже от нормального поведения. «Следуй за мной” — это значит: посвяти жизнь свою Богу, молясь перед ним за себя и за всех людей.
Не всегда юродивыми становились по собственной воле, сознательно обрекая себя на этот высокий духовный подвиг. Случалось и так, что постигала человека какая-то беда, страшное потрясение переживал он — и в одночасье ломалась жизнь, менялась судьба. И человек, прежде ничем не отличавшийся, обыкновенный, становился вдруг юродивым.
Именно так произошло с Ксенией Петербургской.
Петербургской её назвали потому, что она жила в Санкт-Петербурге на Петербургской (ныне Петроградской) стороне, когда здесь была бедная окраина города: немощёные улицы и дощатые заборы; лужи, в которых плавали утки; канавы, заросшие болотной травой; одноэтажные, окружённые кустами акаций деревянные домики, где жили бедные чиновники и военные; крошечные лавчонки, торговавшие чаем, пряниками, ситцами. И была здесь странная улочка. Забредал сюда какой-нибудь прохожий и с удивлением узнавал, что называется она «Андрей Петрович”. На вопрос, откуда взялось такое странное название, местные жители рассказывали ему удивительную историю.
Когда-то, ещё при императрице Елизавете Петровне, на этой улице в небольшом доме жили муж и жена — Андрей Фёдорович и Ксения Григорьевна Петровы. Андрей Фёдорович был военным в чине полковника и пел при дворе в церковном хоре. Они очень любили друг друга и жили душа в душу.
Казалось, ничто не предвещало беды. И не было ещё у Ксении Григорьевны пророческого дара, чтобы предвидеть и предотвратить её. И беда пришла: Андрей Фёдорович скоропостижно скончался. Так внезапно, что не успел исповедаться и причаститься. И это больше всего терзало молодую двадцатишестилетнюю вдову. Ведь умереть без христианского приготовления к смерти — значит обречь свою душу на вечные муки.
И тогда, чтобы спасти душу любимого мужа, решила Ксения Григорьевна принести в жертву Богу не только земные богатства, которые имела, не только отречься от звания своего, но и отдать самое ценное, чем может обладать человек, — собственный разум.
С этой минуты Ксения как будто лишилась рассудка: когда мужа повезли на кладбище, она надела на себя его военную одежду — камзол, штаны, картуз — и в таком виде, к удивлению всех родственников, провожала гроб до могилы. Мало того, с тех пор она больше не откликалась на своё имя, а просила называть себя именем мужа: Андрей Фёдорович. Если кто-нибудь обращался к ней по имени, она отвечала печально: «Оставьте вы Ксению! Что она вам сделала? Похоронила я её, а Андрей Фёдорович весь тут”. Такое бывает нередко — случается с кем-то из близких беда, и невольно думаешь: «Лучше бы не с ним, а со мной!” Так и Ксения — странным мужским нарядом, новым именем своим она словно бы утверждала: беда случилась именно с ней; это её, Ксению, схоронили, а муж — он жив и будет жить.
Но на этом странности Ксении не закончились: сразу же после похорон она всё своё имущество раздала бедным, а дом мужа, в котором была когда-то так счастлива, подарила своей хорошей знакомой, Параскеве Антоновой, попросив её пускать в него даром бездомных нищих. Родные Ксении не хотели, чтобы она осталась без крова, и обратились к начальству Андрея Фёдоровича; мол, несчастная от горя лишилась ума, сама не понимает, что творит. Но после долгих разговоров с Ксенией люди поняли, что не от слабого ума были её поступки — от доброго сердца и великой любви не только к мужу, но и ко всем людям.
В память о Ксении, об имени, которым назвала она себя по смерти мужа, и получила — хоть и не совсем точно — своё имя улица «Андрей Петрович”. Проходили годы… Сменялись поколения… В прошлом веке появились на Петербургской стороне каменные дома, а улица эта получила новое, по сей день сохранившееся название —Лахтинская.
Ну а что же Ксения?
Все дни, с утра до вечера, бродила она по городу — босая, в мужской одежде; в руке палка, за плечами котомка, сама высокая, худая, глаза большие, светлые. Когда одежда превратилась в лохмотья, Ксения стала ходить в красной кофте и зелёной юбке или наоборот — в зелёной кофте и красной юбке, но обязательно этих цветов, цветов мужнина мундира. А лоскутки, оставшиеся от его одежды, прятала на груди. Зимой она носила на босу ногу рваные башмаки, а голову повязывала простым белым платком. Все жалели Ксению — когда-то счастливую, а теперь от горя безумную, нищую, — говорили с ней ласково, угощали её, подавали милостыню. Но она брала лишь «царя на коне” — копейку, на которой отчеканен был Георгий Победоносец, поражающий дракона. Да и эту копейку тут же отдавала какому-нибудь нищему.
Все обиды и печали сносила Блаженная Ксения безропотно, и лишь однажды, когда стала она уже почитаться окрестными жителями за святого человека, угодницу Божью, пришлось обитателям Петербургской стороны увидеть её в страшном гневе. Ватага мальчишек, которые испокон веков любят дразнить слабых и беззащитных, не ограничиваясь словами, принялась швырять в юродивую комья грязи и камни. И тогда — единственный раз в жизни — смиренная угодница, подняв свою палку-посох, сама набросилась на обидчиков, тут же обратившихся в бегство. Испугались не только мальчишки, но и их родители — издревле на Руси смертным грехом почиталось обидеть юродивого. Что сказали они своим детям, какой суд и расправу над ними учинили — неизвестно, только с той поры блаженную больше никто никогда не обижал…
Чаще всего бродила Ксения по Петербургской стороне — то заглянет к знакомым, то зайдёт на Сытный рынок, то в церковь апостола Матфея, которой сейчас уже нет; а на ночь куда-то исчезала. В конце концов горожане решили разузнать, где же ночует юродивая. Удалось выяснить, что уходила она на ночь за город, в поле, и там до рассвета молилась… Только изредка Ксения оставалась ночевать в доме — и то лишь у близких знакомых.
В то время на Смоленском кладбище шло строительство новой каменной церкви — взамен старой, деревянной. Стены поднялись уже высоко, так что каменщикам приходилось сперва поднимать кирпич на леса и только после этого продолжать вести кладку. Строительство храма — дело богоугодное, и блаженная Ксения надумала помочь строителям. По ночам носила она кирпичи и складывала на лесах. Поутру приходили мастеровые — и понять не могли, как это происходит. Наконец решили вызнать, кто же этот незримый помощник. Вот тогда-то и стало всем известно, что тяжкий этот труд исполняла известная всей округе юродивая Ксения.
Мало-помалу горожане стали понимать, что Ксения не обычная нищенка, каких много было тогда в Петербурге, а особенная. Где ни побывает она, туда потом приходит удача.
Купцы подметили — если Ксения зайдёт к кому из них в лавку и угостится пряником, сразу же лавка начинает отлично торговать. Подвезёт кто-нибудь из извозчиков Ксению хоть на несколько шагов — и целый день после этого ему попадаются богатые седоки. Поэтому они наперебой зазывали к себе Ксению — и доброе дело совершить, и удачу залучить. Матери замечали: покачает Ксения ребёнка, приласкает больного младенца, тотчас плачущий успокоится, а больной вскоре выздоровеет. Вот почему, когда Ксения проходила мимо домов, двери распахивались и хозяева как долгожданную гостью приглашали её зайти. Но главное, вот на что обратили люди внимание: своими странными речами Ксения предсказывала людям, что с ними произойдёт, и указывала при этом, как им надо поступать.
Как-то раз шла Ксения к Параскеве Антоновой — той самой, которой дом подарила. Антонова была женщиной одинокой, не дал ей Бог ни мужа, ни детей. В то утро сидела она у себя в горнице, занимаясь рукоделием. Как всегда, не снимая с плеч котомки, Ксения быстро сказала с порога:
— Вот ты сидишь, чулки штопаешь и не знаешь, что тебе Бог сына посылает. Иди скорей на Смоленское кладбище.
Не близок путь с Петербургской стороны до реки Смоленки. Однако Антонова бросила все домашние дела и отправилась на кладбище. Шла, шла и только завернула на Камскую улицу, что ведёт на Смоленское кладбище, как прямо перед ней извозчик сбил беременную женщину. Несчастная прямо на улице разрешилась от бремени и тут же скончалась. Антонова взяла новорождённого на руки и с ним вместе вернулась домой.
Отца ребёнка найти так и не удалось. Антонова сама вырастила мальчика, воспитала, и он всю жизнь почитал её как родную мать.
А однажды Ксения весь день ходила по городу — то к прохожим подойдёт, то к знакомым заглянет, то в церковь… И всё повторяет:
— Пеките блины! Пеките блины! Скоро вся Россия будет печь блины!
— Что это нынче с Ксенией? — удивлялись люди. — При чём тут блины?! До масленицы вроде ещё далеко…
А на следующий день, 25 декабря 1761 года, умерла императрица Елизавета Петровна, дочь Петра Великого. Ещё накануне велела она архитектору Растрелли настлать в ее новом Зимнем дворце паркет покрасивее, отделать спальню золотом, но вдруг — скончалась. И, как положено по обычаю в таких случаях, люди на поминках варили кисель и пекли блины. А несколько лет спустя, уже в царствование императрицы Екатерины. Великой, блаженная Ксения несколько дней подряд просидела на церковной паперти — и всё плакала, плакала…
— О чём ты плачешь, Андрей Фёдорович? — спрашивали её.
— Там кровь, кровь… реки, каналы кровью текут, — горестно плакала Ксения.
А вскоре стало известно, что в Шлиссельбургской крепости на острове Орешек, в том месте, где берёт начало Нева, убили законного наследника престола, молодого Иоанна Антоновича, так и не успевшего увидеть за свою жизнь ничего, кроме каменных стен своей темницы.
В другой раз Ксения подошла на улице к незнакомой женщине, подала той медный пятак с изображением всадника и сказала:
— Возьми пятак, тут царь на коне. Потухнет. Женщина приняла монету и, не понимая, что означают странные слова нищей, направилась домой. И только завернула на свою улицу, как издали увидела, что на крыше её дома вспыхнуло пламя. Вокруг дома собрался народ — кто кричит, кто крестится, кто в окно уж полез вещи вытаскивать. Испуганная женщина с зажатым в кулаке пятаком побежала к дому, и только к нему приблизилась, как пламя, к удивлению всей толпы, вмиг исчезло.
Говорили, что Ксения насквозь видела людей, читала все их мысли. Зашла она как-то раз к купчихе Гайдуковой. Та усадила гостью за стол, принялась угощать. Когда Ксения собралась уже уходить, Гайдукова давай извиняться за угощение:
— Уж ты прости меня, Андрей Фёдорович, нечем тебя угостить больше. Ничегошеньки сегодня не готовила.
— Да спасибо, спасибо тебе, матушка, за твоё угощение, — отвечала Ксения, — только лукавить зачем? Ведь побоялась ты мне дать уточки…
Стыдно стало хозяйке — ведь и вправду стушила она утку и приберегла её в печи для отсутствующего грозного мужа.
Ещё очень и очень многое рассказывают о Ксении, её чудесах и пророчествах — ведь жила она после смерти мужа целых сорок пять лет. Когда превратилась она из счастливой жены Ксении в полубезумного «Андрея Фёдоровича”, ей исполнилось двадцать шесть, а скончалась она на семьдесят втором году жизни.
Могила Ксении Петербургской находится на Смоленском кладбище — том самом, где некогда помогала она по ночам строить церковь в честь иконы Смоленской Божией Матери. Надпись, высеченная на могильной плите, заканчивается словами: «Кто меня знал, да помянет душу мою, для спасения своей души. Аминь”. И слова эти оказались пророческими.
Через некоторое время на Смоленское кладбище стало стекаться множество людей — помолиться, попросить утешения и исцеления.
И после смерти Ксении Петербургской не прекратились чудеса, по-прежнему оставалась она помощницей человеческой в бедах и болезнях. Люди верят: если прийти на могилу Ксении помолиться, попросить мысленно о помощи — блаженная обязательно на просьбу откликнется.
Верующие так объясняют это: люди умершие и люди живущие составляют между собой как бы одну семью и помогают друг другу; живущие поминают в своих молитвах усопших, умершие молятся перед Богом за всех живущих на Земле.
Многие уносили с собой горсть земли с могилы Ксении — так что вскоре весь холм оказался разобранным. Насыпали новый — и его постигла та же судьба. Положили на могилу мраморную плиту — и ту растащили, откалывая от неё по кусочку; паломники уносили с собой осколки во все концы России…
В особой книге, что хранилась в Смоленской церкви, было описано множество случаев чудесного исцеления. Была в их числе и такая история.
«У одного капитана был болен сын, и никто не надеялся, что он выздоровеет. Доктора отказывались его лечить. Но вот капитану посоветовали взять с могилы Ксении земли, всыпать в стакан и дать выпить. Сделали так, и сын выздоровел”.
А вот рассказ одной женщины. Её пятилетняя дочь Анечка тяжело заболела скарлатиной — болезнью, в те времена с трудом поддававшейся лечению. Врач уже вынужден был признаться, что все его старания бесполезны — ребёнок обречён. Родители отчаялись… И вдруг к вечеру Анечка приподнялась в кроватке и разулыбалась. Ей не просто стало легче — дело явно и быстро пошло на поправку. Радости и изумлению родителей не было предела. Но что же случилось? Этого никто не мог понять, пока старая няня Анечки не призналась, что побывала днём на могиле Ксении и там, плача, молилась, прося святую угодницу спасти невинного ребёнка…
Но не только об исцелениях просили Ксению. Обращались к ней верующие — чаще всего женщины — с самыми разнообразными просьбами, молили о помощи и заступничестве во множестве дел, из которых и складывается обычная человеческая жизнь. А разве может быть что-нибудь важнее человеческой жизни, счастья, благополучия? Меркнут перед этим самые грандиозные события, потому что именно из человеческих жизней, судеб, самых простых, обыденных дел и складывается история нашего мира…
В середине прошлого века над могилой блаженной Ксении поставили маленькую каменную часовенку, а в начале века нынешнего — воздвигли новую, больше и наряднее. И приходили в этот дом молитвы не только жители Санкт-Петербурга. Верующие всей России съезжались сюда.
Однажды приехала в столицу женщина, чтобы разыскать своего мужа, который сбежал, прихватив все её сбережения. Куда только ни обращалась она — никто не мог помочь. Тогда по чьему-то совету она отправилась на Смоленское кладбище и помолилась на могиле Ксении. На следующее же утро в полиции ей сообщили, что муж найден и привлечён к суду.
Многим добрым людям, приезжавшим в Санкт-Петербург с надеждой или в отчаянии, приходила на помощь Ксения.
Была среди них одна помещица, мечтавшая определить сыновей в кадетский корпус. Оба успешно сдали экзамены, но в списках принятых не оказались. Кто-то посоветовал матери сходить на могилу Ксении, попросить о помощи. Женщина так и сделала, а вернувшись домой, нашла письмо, уведомлявшее, что сыновья её в корпус всё-таки приняты.
А потом верующим стала являться и сама Ксения — в образе старой, бедно одетой женщины с посохом в руке. Она давала людям разные советы и тут же исчезала.
Однажды она явилась перед человеком, сильно пьющим, и строго приказала:
— Брось пить! Слёзы матери и жены твоей затопили могилу мою!
С тех пор не брал человек в рот ни капли вина.
В другой раз Ксения явилась женщине, чей муж был безнадёжно болен и уже умирал. И тогда женщина в последней надежде мысленно обратилась к блаженной Ксении, умоляя спасти мужа.
Неожиданно перед ней предстала бедно одетая старушка.
— Слушай, голубка, — сказала она. — Не печалься! Больного надо кормить каждые полчаса, всего понемножку, по две ложки. Ну там молока, чаю, кашки…
— Да он уж третий день губ не разжимает! — плача, ответила женщина.
— Ничего, ничего, ты попробуй, — посоветовала старушка и, сказав: — Ну, прощай, мне пора, — вышла из комнаты.
Женщина даже не услышала, как скрипнули ворота. Она подбежала к окну. Старушки-гостьи нигде не было видно. Женщина спросила у соседей — те тоже не видели, чтобы кто-нибудь выходил из дома.
А больной тем временем открыл глаза и впервые за много дней тихо попросил попить. Прошло немного времени, и силы мало-помалу стали возвращаться к нему.
«Я просила Ксению о помощи, и она помогла”, — рассказывала потом мужу женщина.
Канонизирует, или причисляет к лику святых, Церковь за праведную жизнь и за чудеса, творимые при жизни и после смерти.
Первыми русскими святыми стали братья-князья Борис и Глеб, убитые своим старшим братом Святополком, за что он получил прозвище Окаянный. О краткой жизни братьев, об их мученической смерти рассказал мудрый летописец Нестор. Через двести лет после своей гибели они стали являть миру чудеса: в ночь перед Невской битвой, в 1240 году, русским воинам привиделись они плывущими в ладье. «Брате Глебе, — слышен был голос Бориса, — вели грести, да помощем сроднику нашему Александру”.
А первым из юродивых, которого Русская Православная Церковь причислила к лику святых, был Прокопий — Устюжанин, который своими молитвами отвёл от родного города страшную грозу. Впоследствии святыми были признаны Василий Блаженный — его называли ещё Василием Нагим, Никола Псковский и многие другие.
С 6 по 9 июня 1988 года по всей России праздновалось тысячелетие Крещения Руси. В честь этой даты Русская Православная Церковь канонизировала ещё девять подвижников, девять праведников. Причисляя их к лику святых, Освященный Поместный Собор Русской Православной Церкви повелел: объявить о них всему православному миру, служить им особо во храмах, писать их иконы, составить жизнеописания, праздновать день памяти каждого из них. Среди новых святых и великий князь Дмитрий Донской, одержавший победу в Куликовской битве; и гениальный иконописец Андрей Рублёв; и знаменитый монах-писатель Максим Грек… Среди них и скромная блаженная Ксения Петербургская.
День её памяти отмечается 6 февраля.
Говорят, как и прежде, помогает она многим. Говорят, что покровительствует она городу и, если нагрянет беда, защитит его. Говорят, будто и сегодня бродит она по Санкт-Петербургу — старая, бедно одетая женщина, похожая на обычную пенсионерку с палочкой. Иной раз она является доброму человеку и подаёт полезный совет, в другой — предстаёт перед человеком дурным и стыдит его, а порой просто сидит где-нибудь одиноко на скамейке в садике и о чём-то плачет. Подсядь к ней, поговори, спроси, о чём она плачет… |